Чтиво Больно мне, больно: как пережить потерю отношений?

[wowpro]

Больно мне, больно: как пережить потерю отношений?

Взрослые и самостоятельные, мы все равно остро переживаем потерю отношений. Почему нам не удается избежать страдания и как его облегчить? Отвечает гештальт-терапевт.


Почему так тяжело расставаться?


Виктория Дубинская: Причин несколько. Первая в том, что на базовом, биологическом, уровне нам нужен кто-то рядом, без отношений мы не можем. В середине ХХ века нейрофизиолог Дональд Хебб экспериментировал с добровольцами, пытаясь выяснить, сколько времени они смогут находиться в одиночестве. Больше недели никто не вынес. И впоследствии у участников нарушались психические процессы, начинались галлюцинации. Мы можем много без чего обходиться, но друг без друга — нет.


Но почему бы нам не жить спокойно без всех?


В.Д.: А это вторая причина: у нас есть много потребностей, которые мы способны удовлетворить только в контакте друг с другом. Мы же хотим чувствовать себя ценными, любимыми, нужными. В-третьих, нам нужны другие для восполнения того, чего не хватило в детстве.


Если у ребенка были дистантные или холодные родители, которые его вырастили, но не дали душевного тепла, во взрослом возрасте он будет искать того, кто заполнит эту эмоциональную дыру. Таких дефицитов может быть несколько. И, откровенно говоря, мы все испытываем тот или иной дефицит. Наконец, просто интерес: мы интересны друг другу как личности. Потому что мы все разные, каждый уникален и непохож на другого.


При расставании обязательно будет больно?


В.Д.: Не обязательно. Боль — реакция на ранение, обиду, оскорбление, которые мы испытываем часто, но не всегда. Бывает, что пара расходится, так скажем, красиво: без криков, скандалов, взаимных обвинений. Просто потому, что их больше ничего не связывает.


Расставание по обоюдному согласию — и тогда боли нет, а есть грусть. А боль всегда связана с раной. Отсюда это ощущение, будто у нас что-то вырвали. О чем эта боль? Она — показатель значимости другого для нас. Один исчезает из нашей жизни, и ничего не меняется, будто его и не было. А другой уходит, и мы понимаем, сколько всего с ним было связано! Мы переживаем отношения как некоторый канал движения жизни.


Стоит представить себе того, кого я люблю, сразу начинает что-то подниматься внутри. Невидимая сила тянет к нему. А когда его нет, получается, канал оборван, я просто не могу прожить желаемое в полном объеме. Энергия поднимается, а дальше никуда не идет. И я оказываюсь во фрустрации — не могу сделать то, что я хочу! Мне не с кем. И это больно.


Кому расставаться тяжелее всего?


В.Д.: Тем, кто находится в эмоционально зависимых отношениях. Тот, кого они выбрали, нужен им как кислород, без него они начинают задыхаться. У меня был случай в практике, когда от женщины ушел мужчина, и она слегла на три дня. Ничего не слышала и не видела, притом что у нее был грудной ребенок!


А она убивалась, потому что в ее понимании с уходом этого мужчины жизни пришел конец. У того, кто эмоционально зависим, вся жизнь сужается до одного субъекта, и тот становится незаменимым. И при расставании у зависимого ощущение, что его разорвали на части, убрали опору, сделали инвалидом. Это невозможно терпеть. В Австрии собираются даже ввести название нового заболевания — «непереносимое любовное страдание».


Как связаны эмоциональная зависимость и уязвленное самолюбие — «меня отвергли»?


В.Д.: Это звенья одной цепи. Уязвленное самолюбие происходит от неуверенности в себе. А это, как и склонность к зависимости, результат дефицита внимания в детстве. В России почти у всех заниженная самооценка, так сложилось исторически. У нас деды были кремни, а родители очень функциональные — работать ради работы, все тянуть на себе. К ребенку один вопрос: «Какую оценку получил в школе?» Не похвалить-подбодрить, а все время чего-то требовать. И поэтому наша внутренняя уверенность, понимание своей значимости, она недоразвита, а следовательно, уязвима.


Выходит, неуверенность — наша национальная черта?


В.Д.: Можно сказать и так. Еще одна национальная особенность — нам страшно быть уязвимыми. Что нам говорили в детстве, когда было плохо? «Соберись, тряпка!» Поэтому мы скрываем, что нам больно, бодримся, создаем видимость, что все хорошо, и пытаемся в этом убедить других. А боль приходит по ночам, не дает спать. Она отвергнута, но не прожита. Это плохо. Потому что боль нужно с кем-то разделить, оплакать. У психолога Альфрида Лэнгле есть выражение: «Слезы омывают раны души». И это правда.


В чем разница между расставанием и потерей?


В.Д.: Расставание — это не односторонний процесс, в нем участвуют как минимум двое. И мы можем что-то сделать: отреагировать, сказать, ответить. А потеря ставит нас перед фактом, это то, с чем меня сталкивает жизнь и что нужно как-то проработать это внутри себя. А расставание — уже обработанный факт, осмысленный.


Как облегчить свое страдание от потери?


В.Д.: Вот как раз обработанные потери становятся более выносимыми. Допустим, вы тяжело переживаете факт старения. Давайте проанализируем, откуда это. Чаще всего мы держимся за молодость, когда не реализовали чего-то в жизни и будто хотим вернутся во времени назад и успеть это сделать. Если найти эту причину, что мы так когда-то недоделали, проработать ее, можно перевести потерю молодости в ранг расставания и отпустить. И еще нужны опоры. Драма случается, когда их нет. Влюбился, расстался, оглянулся — а опереться не на что. Тогда расставание превращается в каторгу. А если есть близкие друзья, любимое дело, финансовое благополучие, это поддерживает нас.


Виктория Дубинская — психолог, гештальт-терапевт, экзистенциальный аналитик, руководитель Творческого объединения психологов